Снегурочка появляется на детских городских утренниках только после 1935 года, когда в России появляется традиция празднования Нового Года, «советского Рождества». С тех пор на неё каждый Новый год перекладываются обязанности, с которыми на американской и западноевропейской рождественской ёлке Санта Клаус успешно справляется сам.
Все иностранные аналоги Деда Мороза обходятся без неё. В своё время журналист Мартин Шеймус увязал популярность Снегурочки в России с национальным обычаем спаивания Деда Мороза: разнося подарки по домам, он, в отличие от Санта Клауса, или Джека Фроста, быстро напивается и потому нуждается в помощнице. На этот счёт существует примета: если видишь трезвого Деда Мороза, — это Санта Клаус.
Шеймус, однако, не объясняет, почему Снегурочка была востребована в сценариях новогодних утренников. Дело здесь в дурной культурной наследственности. Советскую Снегурочку ничто, кроме имени, не связывает с пьесой Островского и фольклором (об этом чёрным по белому написала Елена Душечкина в монографии «Русская ёлка»). Зато в детской литературе советского периода, где идеология сознательно и непроизвольно сказывалась в самых неподходящих местах, появляется особый тип персонажа — ‘сказочный функционер’ или ‘волшебный чиновник’.
